четверг, 9 апреля 2015 г.

Eleventh He Reaches London - Bānhūs (2013)



Я полюбил зарубежную литературу лишь в седьмом классе. Новая учительница была носителем снобизма петербургского образца и считала нас всех дегенератами, в чем была недалека от истины. Чтобы как-то подняться в ее глазах, пришлось читать. Сперва — сокращенное изложение в томе критики, но если произведение было короче ста страниц, чем черт не шутит, мог дерзнуть и прочесть целиком.
Одним из первых мне попался рассказ Джека Лондона «Любовь к жизни».
Брошенный на произвол судьбы, главный герой бредет канадской тундрой к океану в надежде, что доберется туда раньше, чем лишится сил и станет волчьей добычей. Он голодает, бредит и теряет рассудок. Он совершенно не Беар Гриллс: моряки спасают уже не человека, но изнуренного обезумевшего зверя, тело с искрой жизни внутри. 
Третий альбом австралийцев Eleventh He Reaches London — как раз такое путешествие.
Литературный архаизм «Bānhūs» означает «мешок с костями», «тело». Это поразительно точное и емкое заглавие: последняя часть истории о вечных скитаниях мало напоминает о том юноше, что предстал пред нами на «The Good Fight For Harmony». 
Дебютный альбом Eleventh He Reaches London лег в благодарную почву. 2005 год был началом новой эпохи музыкальных открытий, когда музыка казалась темным лесом, полным чудовищ и сказочных созданий. Мы ступали его тропами с опаской и восторгом. Почувствовав азарт юного натуралиста, мы тщательно описывали все новые виды, сравнивали их с уже известными, выдумывали смешные названия, и конечно, начинали играть и писать сами. Мы ненавидели все очевидное, нас тянуло в самые глубины. Всевозможные крайности и экспериментальности мы открыли гораздо раньше, чем Ника Кейва. 
Зато мы отлично знали других австралийцев — они играли дико прогрессивный крикливый пост-хардкор, а их текста заняли места Дилана, Дрейка, Кейва и Козелека. Когда те пришли, все уже было занято.

And we'll need no one else, we'll raise these families of our own.
On our own!

Дебют знакомил нас с лирическим героем — юношей, что отправляется на поиски ответов. Группа была столь же амбициозной: они замахнулись на пафос Морриконе и писали песни лучше, чем умели играть. Это было уместно. Как молодой писатель, что уже одержим историей, но еще не знает, с чего начать. Альбом имел большой успех, группа получила государственный грант и, вздохнув с облегчением, села за продолжение.  

I’m allowed to live
As a symbol of birth
But nothing, no nothing, is ever, ever allowed

"Hollow Be My Name" увидел свет в 2009 году. Группа накренилась в сторону фолка, что не стало новостью для тех, кто услышал балладную сущность предшественника. Все прочие были в недоумении. Упрекали в том, что потеряли напор, стали «слишком инди»: вероятно имелось в виду, что стали меньше орать, а больше - петь. Они прилично записались. Словом, все смертные грехи налицо. Сам альбом, утратив в напоре, прибавил в аранжировке и был полон идей. В поразительно литературной манере лирический герой, уже бывалый странник, сетует на собственную усталость, обрушиваясь горькой иронией на близких, общество и государство, религию, но, в первую очередь, на самого себя.
А дальше – почти пять лет молчания. Но жизнь шла своим чередом. 
Музыкальный пантеон был наконец-то выстроен по ранжиру, все современные артисты стали казаться либо необязательными, либо вовсе модниками. Пост-рок и пост-метал вымерли как вид, на замену пришел пост-блек, что в свою очередь тяготел к экспериментам и был каким угодно, только не лютым. Заскучав, его исполнители перешли на прог-рок, шугейз, эмбиент, нью-эйдж, глитч и электронику.
Когда в 2013 году Eleventh He Reaches London вышли из спячки, оказалось, что они ничего не пропустили: всем плевать, что сегодня в моде. Так что группа продолжила плыть своим течением.

To whomever I've loved, you never meant that much
I've nothing left, I'm nothing more than bone and ash


Новая глава той же истории от первой до последней ноты звучит, как последняя. Это темная глава: группа никогда прежде не звучала так отрешенно, более того — никогда их музыка не была столь подчинена повествованию. Привычный утяжеленный пост-рок и фолк — больше не дерзкое решение, но привычный инструмент.
Этот альбом целиком о признании: о бессилии, усталости, сожалении и смирении. Фолковая Veil — чуть ли не единственный светлый момент. Остальные шесть композиций порой излишне затянуты, монотонны и умышленно лишены торжественных кульминаций. Закрывающая тема «To Whomever» — как единство смысла и формы, была бы понятна как без единого слова, так и без единой ноты. Трудно представить, что может звучать после неё. 

Это удивительно смелая работа: в ней сильные стороны доведены до логических финальных очертаний, что интересны и понятны лишь сочувствующим: альбом получился слишком настоящим, чтобы быть интересным всем остальным. Пожалуй, это и есть цена творческой реализации.